Почему соматический подход так важен

Мы продолжаем знакомить вас с серией интервью Алекса Ховарда, основателя проекта Осознанная жизнь, с различными экспертами, чтобы раскрыть разнообразие подходов в вопросе исцеления травмы.

Сегодня мы предлагаем основные моменты его интервью с Ирен Лайен, в котором собеседники поговорили о том, как поддержать исцеление травмы, используя соматический подход. Разберемся как он работает в реальной жизни.

Ирен Лайен специализируется в теме работы нервной системы и соматической нейропластичности. Она обучает людей по всему миру как работать с нервной системой, чтобы трансформировать травму, исцелить тело и разум и жить креативной, наполненной жизнью. На ее онлайн программах обучилось более 4000 человек из 19 стран. Ирен имеет степень магистра в области биомедицины и здравоохранения.

В своем подходе она опирается на различные методики, включая концепции Питера Левина, доктора Моше Фельденкрайза, Кети Кейн. Благодаря Ирен многие люди во всем мире познакомились с простыми способами применения соматического подхода к исцелению травмы.

Диалог собеседников начался с вопроса о том, что на самом деле означает соматический подход и почему он так важен.

Люди очень часто задаются вопросом, что значит соматика? В настоящий момент единого и четкого определения нет. Если обратиться к происхождению слова, то соматика, происходит от слова "сома" [σμμα], что в переводе с греческого означает "живое тело". И это также одно из направлений работы, к которому относятся, например, метод Фельденкрайза и соматика Томаса Ханны. Но это не вся соматическая работа. Сам подход гораздо шире. Для Ирен соматическая практика — это работа со всем, что входит в систему тела человека [мозг, внутренние органы, кости, кишечник, и т.д., а также движения тела человека, взаимодействие с другим - как я смотрю на тебя, а ты смотришь на меня, как мы соматически связаны друг с другом как человеческие существа, и то, как человек взаимодействует с окружающей средой].

Человек не может выжить без окружающей среды, и окружающая среда влияет на нас с момента зачатия. Многие думаю, что мы проявляемся с первым вдохом при рождении, но многое происходит еще до того, как зародыш оказывается в утробе матери. Соматика это огромный микро- и макрокосмос человека и все, что относится к человеку. Не только отношения с другим и окружающей средой, но также и отношение с самим собой. Поэтому, например, Питер Левин говорит о соматическом переживании [somatic experiencing - метод, разработанный Питером Левиным], как о способе взаимодействия со своей собственной сомой.

Алекс предположил, что фактически тело, испытывая все виды воздействия, выступает таким информационным инструментом. Ирен убеждена, что мы гигантские суперкомпьютеры. Она испытала это на собственном опыте. Ее работа началась примерно в 2004 году, когда состоялось знакомство с методом Фельденкрайза, где она изучала нервную систему и систему тела человека. Тогда она начала работу с собственным телом, и, по ее словам, она все еще восстанавливает пережитые стрессы выживания, погружается в собственные паттерны шоковой травмы, перенесенной в детском возрасте. Тогда на сессиях у нее всплывали какие-то мельчайшие подробности, такие, как например, дождливый день, ее путешествие на Филиппины, уличный торговец жареной кукурузой, и другие детали пережитого ею в возрасте пяти лет. Это были туманные воспоминания ее детской травмы, но интересно, откуда они брались?

Например, она вспоминала, как будучи на Филиппинах, заболела, у нее был жар, как она столкнулась с проявлениями болезни в новом для себя окружающем контексте, она вспоминала, как ее отвезли в больницу и она подверглась ужасному опыту взаимодействия с медперсоналом. Но Ирен продолжала свою работу с многочисленными учителями, и постепенно всплывало огромное количество слоев ее травматической истории – «я не могла спать, меня мучали ночные кошмары, каждый раз, как проявлялся еще один очередной слой моих воспоминаний».

Ирен начала учиться регулировать свою нервную систему. При всей способности к управлению своей нервной системой, когда кажется, что вы уже достигли, что называется «святого Грааля» такой саморегуляции, когда вы уже полноценно функционируете в обществе, когда вы функционально не заморожены, все равно может обнаружиться какая-то маленькая деталь, которая все еще скрывается в соматической системе. Опыт показал Ирен, насколько много информации может храниться в теле.

Откликаясь на рассказ Ирен, Алекс Ховард отметил, что, когда мы говорим об исцелении травмы мы лечим не то, что находится на нашем когнитивном уровне, а мы лечим все то, что находится в нашем теле.

Безусловно, говоря о когнитивной части системы, мы знаем, что у нас есть мозг. В нем есть память, а что храниться в нашей памяти мы до конца не знаем. Что уж говорить о нашем знании о том, что может храниться во всем нашем теле. Мы много не знаем.

Мысли, запахи, которые присутствовали в травматическом событии, визуальный ряд, чувства, ощущения от грубого обращения медсестры, когда Ирен было пять, чувства, когда родители вынуждены были оставить ее в руках медперсонала и просили ее не плакать, несмотря на то, что ребенка схватили, обездвижили, чтобы сделать укол, а она не могла сопротивляться взрослой медсестре – все это Ирен смогла почувствовать, но она не могла чувствовать боль от того, что она умирает, так как была переведена медсестрой и последующим хирургическим вмешательством в режим выживания. Все переживаемое Ирен было стрессом выживания, болью от способов, которыми делали все возможное, чтобы ее спасти.
Ей удалось даже вспомнить как она кричала, чтобы родители ее не бросали, ей не хотелось, чтобы они грустили. Когда Ирен уже взрослой снова столкнулась с этими эмоциями, она ощутила напряжение в гортани, она услышала свой голос, который был ясным и стал более резким, низким.

Ирен считает, что речь идет о не выраженном - словах, эмоциях, чувствах, поведении. В этом моменте она подчеркнула важность обучения для более глубокого понимания нервной системы и ее структуры, понимании как устроена периферийная нервная система [прим. она делится на соматическую нервную систему и вегетативную нервную систему, где соматическая нервная система отвечает за координацию движения тела, а также за получение и передачу внешних стимулов], нервные окончания, процессы, связанные с памятью.

Если вернуться к собственному примеру Ирен, где она пятилетним ребенком не могла противостоять взрослой медсестре, возможно, другой взрослый, наблюдающий ситуацию со стороны, мог испытать желание наброситься на медсестру, как на ужасного человека, причиняющего вред ребенку, а вот Ирен не могла произвести никаких действий против большого и взрослого человека. «У ребенка даже не было соответствующего словарного запаса, чтобы попросить взрослого прекратить делать то, что делала медсестра». Возвращаясь к человеку, который во взрослом возрасте сталкивается со своей пережитой травмой, то когда вы не знаете и не понимаете механизмы сохранения всего опыта в вашем теле, у вас может возникнуть импульс сделать что-то с этим, сказать что-то, начать двигаться определённым образом и в какой-то момент вам даже может показаться, что вы сошли с ума.

Ирен привела пример. Допустим, у вас есть ребенок. Этот ребенок просто играет со своим братом или сестрой, и как часто бывает, выхватывает игрушку у другого ребенка, например, куклу. Для игры он может найти какую-нибудь ленту и обмотать ею шею у куклы. Вполне обычная ситуация, никто не причинил существенного вреда, никто не пострадал, кукла же не живая. Стоящая рядом мама, которая наблюдает такую ситуацию, может начать кричать «О боже! Это ужасно, не делай так!». А что, если этот маленький человек родился в мире, где он уже наблюдал, как наматывают ленту на шею, ради шутки или делают что-то подобное с этим предметом? Например, Ирен вспомнила, как взрослые люди-медики пытались засунуть ей в глотку трубки и произвести какие-то действия. Ребенок лет пяти — это маленький человек, который очень умен, когда использует в игре то, что засело у него в памяти c помощью процедуры. Процедурные воспоминания, которое мы храним в нашей неявной памяти, в случае с куклой срабатывают таким образом - возникает чувство и желание быстро сорвать ленту с шеи, разорвать ее. Но тогда, в реальной ситуации, доктора и медсестры не дали вам так поступить. Будучи пятилетним ребенком, Ирен тогда тоже пыталась помешать медсестре, но не смогла справиться с ней. Такие события записываются в нашей вегетативной нервной системе автоматически. Ребенок может хотеть сдернуть с себя все эти трубки со своей шеи и так происходит, потому что для него ситуация воспринимается, своего рода, ограничением. Для пятилетнего ребенка, когда он видит все эти трубки, ленты, напоминающие трубки, возникает автоматический импульс и он начинает задыхаться.

Когда в игре родитель пытается остановить ребенка и сказать, что так поступать плохо, он не дает ребенку закончить эту незавершенную процедурную память. Родитель мыслит таким образом: «Мой маленький Джон пытается разрешить для себя эту всплывшую травму. А давай-ка я помогу ему» и вы объясняете, что, например, кукла шокирована и спрашиваете ребенка о том, как мы можем помочь ей не задохнуться. Вы просто хотите помочь. Но в ответ слышите – «нет, не надо мне помогать!» Тогда можно попросить ребенка рассказать, что он собирается сделать, а еще лучше - показать. Ребенок разрывает ленту. Ирен наблюдала такое поведение как у детей, так и у взрослых, когда они подключаются к такому своему возникшему импульсу, даже если они не испытываю никаких эмоций по отношению к самой ситуации. Такое происходит на поведенческом уровне, когда ребенок, движимый энергией выживания, хватает игрушку и кричит «эге-ге-гей!» или может вздрогнуть от испуга или может подбежать к маме, так как ему хочется, чтобы она его обняла в этот момент. А вы как родитель заботливо позволяете любой ситуации выйти наружу и, очевидно, не делаете ребенку выговор за то, что он сделал что-то "плохое" с куклой. Таким образом, вы позволяете ребенку извлечь память о событии из него самого, а не смотрите на ситуацию, как на несоответствующую в рамках приличий в глазах общественного мнения. Ирен еще раз подчеркнула свое желание, чтобы как можно больше людей начали понимать что-то про соматическую работу, опыт, который приходит на физическом уровне – физиологическом, биологическом, и т.д.

Алекс выделил для аудитории следующий аспект – есть мудрость, которой обладает наше тело, и это не только информация о самой травме, а также информация о том, как исцелиться от этой травмы.

По представлению Ирен в теле есть всё. В этом утверждении заключена и печаль, и чудо одновременно. В своей практике она наблюдала процессы разворачивающегося исцеления, которые можно назвать чудодейственными, но на самом деле это не чудеса.

Травмированные люди требуют иного обращения с собой. Когда вы видите ребенка или человека на улице, которому нанесли вред, важно понимать, как привлечь внимание такого человека, ребенка или вашего партнера опираясь на то, в каком состоянии находится этот человек сейчас. Например, не стоит с разбегу бросаться, чтобы ему помочь, чтобы не напугать его, будьте аккуратны. Надо понимать как устроена нервная система человека, мы же все разные, например, мы воспитывались в разных условиях, имеем разный опыт и т.д. Работу с таким человеком можно сравнить с тем, как мы решаем математическое уравнение, очень сложное математическое уравнение.

Алекс поднял еще одну тему, она связана с доверием. О внутреннем доверии самой идеи соматического подхода, которая заключается в том, что вся мудрость содержится в вас самих, а также речь о доверии к помощи, которую оказывают другие люди. Мы не говорим об оценке метода, хорош он или плох, а о большей осознанности при работе с травмой с использованием соматического метода. Один из вызовов для людей, оказывающих помощь — это уважение и понимание важности сопротивления со стороны клиента и почему такое происходит.

Ирен пошутила, что это беседа еще часов на пять. Она отметила, что в самом сопротивлении тоже много мудрости. Сейчас мы без сомнений знаем, что накопленный стресс выживания, как способ избежать травмы, очень привязан к вашему телу и является причиной того, что человек испытывает много боли, беспокойства, и много всего такого, что приводит к хроническим болезням, психическим заболеваниям, проявлению жестокости, проблемам во взаимодействии с людьми и т.д., захватывая самый широкий спектр реакций. Технически, человеку переживать такой опыт очень тяжело, так же, как и специалисту иметь дело с травмированным человеком.

Вернемся, к примеру о ребенке. Если вы родитель, вы можете видеть, что требуется время, чтобы в системе человека какой-то опыт закрепился и стал функциональным. Когда молодому организму наносят вред, будь то насилие, хирургическое вмешательство или перенесенная болезнь, на восстановление требуется время. Иногда люди не отдают себе отчета в том, что болезнь, перенесенная в раннем возрасте, может повлиять на их состояние в сегодняшней реальности и они могут задаваться вопросом «я вроде не перенес никакого насилия в детстве, почему у меня во взрослом возрасте возникают различные проблемы». Исцеление возможно, но для этого необходимо время. И речь даже не о том, чтобы перестроить систему, а фактически, выстроить ее заново. Заново выстроить свою cоматику, восстановить чувствительные нейрофизиологические связи. Хочется, чтобы все происходило быстро, особенно часто такое возникает в моменте, когда вы обнаруживаете травматику - хочется починить ее тут же. Можно привести метафору с кухонной трубой, которую прорвало, и ее быстро хочется починить. В работе с травмой, как и в случае с трубой, все индивидуально. Для начала, посмотрите, что вам необходимо для починки. Например, не каждому нужна встряска, не каждому требуется исцеление отношений, не каждому требуется исцеление травматических ран - все зависит от материала, с которым предстоит работать.

Алекс подчеркнул, что при выяснении причин травмы, человек может быть суров к себе и стремиться разрешить свою проблему быстро, но ему нужно больше времени, чтобы усвоить информацию, научиться чему-то в процессе и найти способ исцеления.

Ирен со своей стороны отметила, что, в принце, физиология человека приспособлена к высокому уровню стресса и объяснила почему процесс восстановления может вызывать скуку у людей, когда требуется глубокая, медленная работа. Обучая специалистов, на своих программах она постоянно говорит о том, что на самом деле это очень скучная работа. У некоторых она может вызывать трудности по одной простой причине: когда вы спешите что-то быстро изменить, это создает химический сдвиг в организме и вы чувствуете себя хорошо. Это как при прыжке с парашютом. Некоторые делают это намеренно. Но на таком порыве невозможно продержаться долго. Вы же не можете прыгать весь день напролет в попытках удержать в себе такой порыв. Рано или поздно наступает спад. В процессе исцеления требуется терпение и приверженность. Как при заботе о ребенке – вы производите одни и те же действия каждый день, вы помогаете ребенку каждый день. Это монотонная рутина. Так проходит работа с исцелением, особенно с ранними травмами. Проводится аккуратная, регулярная работа, благодаря которой, если это не очень глубокая травма или ПТРС, проблема может быть устранена и за пару сеансов.

Алекс затронул тему определения понятия "травма". Сейчас много дискуссий вокруг понятия и значение травмы рассматривается очень широко. То, что является травмой для одного человека, другим может восприниматься не травмой.

Ирен видит важность такого обсуждения, как эволюции работы с травмой.

Но есть люди, которые говорят о «маленькой травме». Например, вербальное насилие, которое не так травматично, на первый взгляд, но токсично, о нем не так широко говорят, иногда даже замалчивают. Ирен не стала перечислять полный спектр, а отметила, что эти вещи, тем не менее, могут быть «смерти подобны». По опыту Ирен «малая травма», и большинство ее коллег поддерживают ее, — это травма, которая менее отчетлива, более коварна. Ирен назвала ее «грохот небезопасности», сравнив ее с ситуацией пятилетнего ребенка, который играет в комнате и может определить в каком состоянии его отец вернулся домой по звуку от брошенной на стол связки ключей. По этому звуку ребенок уже знает, как отец будет себя вести за ужином. Ирен использовала пример из жизни ее мужа. Такой ребенок от одного звука приходит в дрожь, по звуку он должен понять, как себя вести, изменить и подстроить свое поведение, чтобы его не ударили, и он не оказался в тяжелой для себя ситуации.

Нервная система такого ребенка напряжена до предела. Удивительное в такой ситуации, то, что она происходила в Кремниевой долине в семье, где была хорошая недвижимость, деньги, достаточно еды. Мальчик жил в «благополучной», привилегированной семье и имел все, что ему необходимо. Почему у него должно было быть обнаружено сложное посттравматическое расстройство [ПТСР], социальная тревожность, проблемы с зависимостями, и т.д.?

Этот пример достаточно показательный. Такой ребенок не мог быть самим собой все свое детство и подростковый период. Самое удивительное, он не бунтовал, был примерным мальчиком. Со стороны, если просто смотреть на подобный дом, но не слышать, что в нем происходит – звуки падающих ключей, шаги отца – внешне все выглядит нормально. Никто не видит ярости отца, который избивает твою собаку в день, когда его уволили, и такое происходит изо дня в день. Внешне ребенок выглядит нормально, но внутри он напряжен и эти маленькие напряжения в конце концов вырастают в большую травму в теле.

Ирен привела в пример еще одного клиента, которого вела несколько лет назад. Клиент заподозрил, что с ним что-то не так. Он вспомнил, что в детстве играл с кузеном или с друзьями на какой-то семейной вечеринка. Один из игравших нашел что-то необычное, то ли лист дерева, то ли лягушку – дети обычно ищут что-то на природе, исследуя мир. Друг подхватил этот предмет и закричал «надо показать маме, родителям такую прикольную штуку!» На что клиент, будучи ребенком ответил «мне все равно», и он помнит, что при этом он ничего не чувствовал. Будучи взрослым, он подумал, что такая ситуация показала ему, что что-то не то с основами заботы со стороны родителей. Когда ребенок, найдя что-то необычное в раннем возрасте, не изъявляет желание показать и разделить радость находки с родителями, а ему все равно, означает, что в долго формирующихся связях между родителем и ребенком что-то пошло не так. Дети по природе своей жизнерадостные, у них возникает естественное желание делиться впечатлениями, быть игривыми, у них развита потребность говорить, выражать свои эмоции. Тот факт, что у ребенка исчез импульс к такому поведению, говорит о том, что происходит что-то не то. Возможно, ребенок демонстрировал такой импульс, а родителям могло быть не до этого, они демонстрировали свое безразличие. И тогда такой человек сформирует в своей когнитивной системе изменение – «мне не позволено проявлять такой импульс и выражать себя». Это пример психического изменения. В дальнейшем оно может повлиять на формирование карьеры человека, на то, как человек выстраивает отношения.

Происходит следующее: «Подождите-ка, мама говорит мне, что это не больно, но мне на самом деле больно!» — ребенок в замешательстве, его соматическая система в замешательстве. Я чувствую огромную боль в моем теле, мне хочется плакать, а в ответ мама говорит, что со мной все в порядке, ты смелая девочка. Эти несоответствия накладывают свой отпечаток на нашу физиологию с самого первого дня. С такими вещами мы можем сталкиваться в различных обстоятельствах, и тогда мы получаем человека, который социализирован, окультурен и помещен в условия, когда он не чувствует соматические ощущения. Когда мы вырастаем, при этом устраиваем себе тяжелую работу, обстоятельства, где испытываем большой стресс. Люди зачастую даже не знают, что они находятся в состоянии постоянного стресса, так как когда-то они отрезали себя от своих чувств.

Алекс поднял тему сопротивления человека, в процессе исцеления травмы.

С точки зрения Ирен, сопротивление — полезное явление. В мире предпринимательства зачастую о сопротивлении говорят, что оно плохо и является злом. Оно мешает вам максимизировать и актуализировать ваш потенциал. В таком ключе эта концепция верна. Но, с другой стороны, в примерах, которые привела Ирен, когда ребенок сопротивляется «я не хочу, чтобы ты мне помог в игре с куклой», «мне не нравится, что меня обнимают, или мне не нравится, что меня целуют», и т.д., своим поведением, порой прямо, ребенок говорит «нет», «подождите, я имею значение» — это про очерчивание границ. Если продолжить делать с ребенком то, что ему не нравится, а с детьми так часто поступают, то во взрослом возрасте результат такого обращения может проявиться различными способами.

Но это не одно и тоже, как например, в ситуации, когда мать отказывается кормить ребенка и бросает его в комнате, где он плачет пока не уснет. Тут важно иметь в виду весь спектр ситуаций, когда вы делаете то, чего не хотите делать.

Еще один пример. Иногда вы не хотите идти на ужин со своими друзьями, они вам не нравятся, но почему-то вы продолжаете делать это из года в год. Аргумент – вы так делали, потому что так было заведено когда-то, так как вы вместе выросли. А на самом деле вам не хочется устраивать такой ужин. Возможно, наступил момент и важно послушать себя? С точки зрения приличий, ваш ответ «нет» со стороны может выглядеть эгоистично. Но вы выросли и просто можете сказать «нет», потому что вам это реально не нравится. «Спасибо, что пригласили на этот рождественский ужин. Но это не то, чем я и моя семья\партнер хотим заняться. У нас свои планы»

Алекс заметил – «иногда мы должны уметь сказать «нет» другим людям, чтобы сказать себе «да». Так работает исцеление травмы?»

Ирен согласилась на 100%. Но, по ее мнению, слово «сопротивление», не совсем верное, скорее речь идет про границы и даже, на самом деле, о некой здоровой агрессии. Гнев и здоровая агрессия защищают нас. Например, почему мать должна защищать ребенка, который не хочет идти на вечеринку в честь дня рождения друга? Возможно, этому ребенку не нравятся родители в том доме, возможно, он пережил абьюз с их стороны? Мы не знаем.

Здоровая агрессия означает границы, сопротивление, умение сказать «нет», и вы делаете это с прямой спиной, уверенно. Ирен демонстрирует позу с прямой спиной, затем постепенно меняет позу и демонстрирует сгорбленное, зажатое тело – «Когда ваша система разрушена, тело обвисло и заморожено, очень сложно удерживать границы и обеспечить себе защиту.»

Энергия выживания может появиться, трансформируясь в здоровую агрессию, в разных ситуациях. И это нормально, когда в какой-то момент вы можете произнести: «Я такая сука сейчас». Такие моменты можно наблюдать у людей, страдающих хроническими болезнями, раком, и т.д., когда к человеку приходит момент исцеления от болезни. И можно сказать, что процесс исцеления от рака, в том числе, это и процесс формирования здоровых границ.

В разговоре возникла тема чувства стыда.

Ирен считает стыд очень хитрой штукой. В ее мире существует здоровый стыд и токсичный стыд. Она пришла к такому заключению, благодаря работам Питера Левина, Кети Кейн, Джона Брэдшоу, который написал книгу «Исцеление стыда, который связывает тебя». Стыд — это не то, что тебе дано в обязательном порядке, это то, как ты испытываешь это чувство в своем физическом теле.

Ирен вернулась к примеру из детства ее мужа. Ребенок в семье испытывал токсичный стыд – «ты недостаточно хорош, ты должен быть лучше» - плохая токсичная энергия. В случае с Ирен (физическая травма в возрасте пяти лет и грубое обращение медсестры), ее травма, согласно ее же собственной оценке, не имеет корней токсичного стыда. Но она помнит из детства, что такое здоровый стыд. Вопрос к вам – «если ваш ребенок разрезает яблоко, развернув нож лезвием к себе, чтобы вы ему сказали?». Алекс предположил, что он скорее всего закричал бы «Стоп!» и это было бы похоже на панику. Ирен согласилась, вспомнив случай, когда она резала хлеб подобным образом и вдруг в комнате раздался медвежий рев отца «Ирен!». Ее тогда это немного шокировало. Но потом раздалось: «Посмотри, что ты делаешь. Разверни нож другой стороной». Для нее это пример здорового стыда. Фактически, отец своей коммуникацией говорил ребенку «ты что-то не то делаешь, ты глупая девочка», «о чем ты только думала!?» Так иногда делают все родители. Из воспоминаний Ирен - «Я помню его твердость, он начал говорить со мной твердым, более низким голосом. Я помню, что в тот момент была достаточно уставшая, мне надо было просто еще приготовить стол к ужину и я ответила «Хорошо!» (Ирен закатывает глаза к потолку)»

Откликнувшись на рассказ Ирен, Алекс высказал гипотезу, что, возможно, Ирен в тот момент, ощущала поддержку со стороны отца, даже когда она понимала, что делала что-то не верно.

Ирен согласилась. Важно понимать свои способы здоровой реакции на стыд. Такой стыд учит человека что хорошо, а что не верно. Так родители поступают, обучая детей различать что правильно и безопасно для ребенка, а что нет. Когда просто говорим: «это неправильно, ты можешь пораниться!», означает «ты не делаешь ничего плохого, ты не плохой, просто измени что-то в том, что ты делаешь сейчас.»

Когда мы думаем о стыде во взрослом возрасте, у нас уже есть сформированное представление о нем из детства. Как например, у мужа Ирен есть представление о токсичном стыде, которое может быть соматически ощущаемым чувством из-за того, что включается автоматическая химическая реакция. Если такому человеку просто скажут «нет, что-то идет не так», даже если речь идет о каких-то нездоровых и опасных вещах, у него автоматически включается внутри «блин, я такой идиот! Я плохой!». В этом случае, человеку стоит отлавливать то, что происходит в его теле.

Ирен отметила, интересную вещь. Одной из основных эмоций, исцеляющих токсичный стыд, является отвращение. Об этом можно много рассказать, кому интересно, могут погуглить видео на эту тему. Ирен привела яркий пример, ссылаясь на Кэти Кейн – когда у вас было много токсичного стыда и вы ощущаете себя ужасно, представьте вкус разлагающейся крысы. Обычно вкус гнили у нас вызывает отвращение. Важно понимать как работает наша физиология. Способность испытывать отвращение это один из способов вытащить из себя то, что было скрыто в соматике вашего тела. Некоторые люди после таких представлений [вкус гнили], могут обнаружить, что однажды утром они не могут съесть свой завтрак и каждый раз при ощущении присутствия подобного вкуса, когда они уловили какой-нибудь запах, им хочется проблеваться. Некоторые думают «я съел что-то не то?», «я болен?» Но вы должны понимать, что вы не съели отравленную или несвежую пищу. Когда начинается погружение в соматическую работу или может быть вы смотрите и слушаете видео на подобные темы, внезапно, при желании пообедать, вас может тянуть к рвоте. Вполне вероятно, что возникала взаимосвязь между предметом разговора и пережитым соматическим опытом.

Может возникать автоматическая реакция на то, что с вами сделали когда-то. Мы сталкиваемся с такими реакциями у людей, подвергшимися сексуальному насилию, физическому насилию. Их реакция начинает нарастать и проявляется отвращение при малейшем запахе алкоголя, сигарет или чего бы то ни было. Когда вы не понимаете свои эмоции и связь с возникшим страхом, вы начинаете думать, а может быть это что-то со мной не так. Вы не можете есть пару дней, могут возникать физические реакции тошноты – вас выворачивает пару недель даже от мысли о еде, может вы просто хотите полежать, проплакаться и пропустить через себя весь свой гнев, который возник у вас при мысли о том, что с вами произошло.

Есть куча нюансов и тонкостей при соматической работе. Чем же руководствоваться?

Много мудрости хранится в нашем теле. Существует очень много методов, практик, техник для сопровождения процесса исцеления травмы. Фактически за последние годы выросла целая индустрия работы с людьми. Возникло разнообразие экспертов, работающих каждый в своем направлении. Чего не хватает, в отличии от медицинских школ, где специалист получает базовое образование, на основе которого он дальше специализируется, так это обучения базовому уровню понимания как работает тело человека. Не обязательно быть экспертом во всех областях, но, если у вас есть желание помогать человеку вернуться в тело, важно знать основы физиологии, как строятся взаимосвязи и протекают процессы изменений.

Если вы хотите узнать больше о работе Ирен, вы можете посетить ее сайт.