Текст и публикация @knife.media

Тема психологической травмы набирает обороты как в профессиональных сферах, так и среди обывателей. Одни проникаются ей и специально обучаются работать с ней, другие устало вздыхают: травму теперь стали видеть в каждом чихе.

О том, как разобраться в разных точках зрения и не травмироваться самому, рассказывает Александра Гриева, специалист по двигательной реабилитации, тренер и методист курса «Работа с телом: этика и безопасность» и ведущая канала «Утром ЗОЖ, вечером кутеж».

Бывало ли такое, что вы годами работаете над какой-то проблемой, делаете всё, что необходимо, видите, как у других людей получается, — но сами как будто стоите на одном месте или эффект длится очень недолго? Что бы это ни было, от психотерапии до похудения, причиной может быть неразрешенный травматический опыт, способный сводить на нет все усилия.

Техника безопасности

Я прошу вас подумать о чем-то, что вас радует и вызывает улыбку, заставляет буквально светиться, как лампочку. Вспоминайте об этом при возникновении неприятных ощущений в теле. Это нормальная реакция: разговоры о травме никогда не бывают похожи на курорт. Состояние «лампочки» поможет немного стряхнуть такие ощущения.

Говоря простым языком, травма — это событие или серия событий, которые представляли угрозу физической или психологической целостности человека, оказав глубокое влияние на его дальнейшую жизнь и заставив пересмотреть отношение к миру и систему ценностей. Это опыт субъективно большой значимости, который отложился в теле и психике человека, изменив состояние его нервной системы. Как видно из определения, станет ли какое-либо событие травмой или «просто» высоким уровнем стресса, зависит от нашей реакции на него.

Способность человека справляться с тяжелой ситуацией — это способность мобилизовать силы на ее решение, а также способность вернуться в спокойное состояние, когда ситуация закончилась.

Если после каких-то событий вас продолжают мучить воспоминания, если они вызывают сильные эмоции и слезы спустя много лет, если вы не можете о чем-то говорить и чувствуете, что ваша жизнь разделилась на до и после — вероятно, этот опыт остался не полностью прожитым, а значит, можно говорить о некоторой степени травматизации.

Травма живет и влияет на нас независимо от того, определяем мы какое-то событие как травму или нет. Большинство из нас родом из высокоагрессивной среды (достаточно вспомнить новейшую историю России и стран СНГ), поэтому многие события могут не восприниматься нами — или скорее обществом — как травма. Тем не менее наша нервная система несет в себе отпечаток этой среды, и мы неминуемо взаимодействуем с этим отпечатком на уровне тела и мозга.

Приведенные примеры, особенно из второго списка, может быть неудобно или неприятно читать. Травма настолько вплетена в повседневную жизнь, что согласиться с тем, что какое-то событие оставило в нас глубокий эмоциональный след, может означать признание своей слабости или что мы «не справились». Это не так. Это скорее означает, что то событие было для вас важным.

Очевидным травматическим опытом могут стать:

• военные действия;
• природные катаклизмы;
• негативный детский опыт*;
• физическое или сексуальное насилие;
• ситуации угрозы жизни и здоровью;
• увечья в результате несчастного случая;
• тяжелая болезнь, своя или близкого человека;
• потеря близкого;
• травля;
• системная дискриминация по какому-либо признаку (пол, раса, внешность, социальное положение, происхождение, гендерная идентичность, сексуальная ориентация, семейный статус, возраст, состояние здоровья и т. д.).

Есть также большое количество ситуаций, которые не принято считать травматичными, но которые тем не менее способны сыграть важную роль в будущем здоровье и благополучии человека:

• ДТП, включая те, где стороны «отделались легким испугом»;
• инвазивные медицинские процедуры, особенно в детстве и особенно те, которые связаны с обездвиживанием и наркозом;
• медицинское насилие и пренебрежение, включая насилие над женщиной и ребенком в родах;
• неполучение своевременной медицинской помощи;
• аборт и выкидыш, потеря ребенка на любой стадии беременности, включая самую раннюю;
• развод;
• переезд, особенно в детском возрасте, а также вынужденный переезд, бегство;
• эмоциональное насилие и пренебрежение в семье и окружении;
• история зависимости и ментальных расстройств у членов семьи;
• потеря домашнего любимца;
• потеря работы;
• падения, особенно в детском и пожилом возрасте;
• неожиданные резкие громкие звуки, особенно в младенчестве, а также любые ситуации внезапного характера, когда человек был лишен возможности увидеть опасность и среагировать;
• проживание в небезопасном районе;
• угрозы и преследования;
• вынужденное одиночество, особенно в раннем детском и младенческом возрасте;
• свидетельство чужой трагедии, болезни, смерти.

Это наиболее частые ситуации, но вряд ли реально учесть весь возможный человеческий опыт. Многое будет зависеть от среды, культуры, доступа к системе здравоохранения, наличия системы поддержки и других факторов.

Слова «травма» и «стресс» сейчас можно услышать настолько часто, что им легко перестать придавать значение.

Ответ на вопрос «Испытываете ли вы в жизни высокий уровень стресса?» зависит от того, что человек привык считать стрессом. Однако если спросить: «Бывает ли так, что от напряжения на работе или в семье вы готовы расплакаться?» или «Бывает ли так, что вы не уверены, что ваша работа приносит пользу, и вы чувствуете, что готовы всё бросить?» — можно услышать гораздо более ясные ответы. С этим легче соотнестись.

Так же и с травмой: на вопрос «Случалась ли с вами психологическая травма?» большинство, скорее всего, ответят «нет». В том числе потому, что на уровне общественного сознания не очень понятно, что можно и достаточно назвать травмой.

В книге «Тело помнит всё» психиатр Бессел ван дер Колк рассказывает о том, как он и его коллега Джудит Герман (тоже одна из ключевых фигур в западной травматерапии) составляли опросник для пациентов с расстройствами личности, чтобы проверить возможную связь между их диагнозами и полученной в детстве психологической травмой:

«Первым вопросом, с которым мы с Джуди столкнулись, был: как говорить с пациентом о пережитой психологической травме? Нельзя напрямую спросить его: „Насиловали ли вас в детстве?" или „Избивал ли вас отец?". Кто станет доверять столь деликатную информацию незнакомцу?»

В итоге решили начать с простых вопросов: «Где и с кем вы живете? Кто занимается готовкой и оплачивает счета?», постепенно переходя к более детальным: «Кто отвозит вас к врачу, когда вы больны? С кем вы разговариваете, когда вам грустно?» (уже на этой стадии можно было наблюдать множество ответов «никто») — и далее «Кто из взрослых заботился о вас в детстве? Был ли у вас в детстве человек, рядом с которым вы чувствовали себя защищенным?» (количество ответов «никто» продолжало расти).

Тогда им действительно удалось выявить взаимосвязь. Но, по-моему, это история о том, что травму вовсе не обязательно называть травмой. Одиночество, пренебрежение, покинутость, предательство, нападение, боль, горе — простые слова находят больший отклик в душе и сердце, помогая яснее увидеть тот след, который они оставили.

Когда нервная система сталкивается с невыносимым переживанием, оно глубоко отпечатывается в нейронных связях, разрушая старые (отчасти поэтому мы говорим о том, что это крушение прежней картины мира) и создавая новые, которые будут призваны во всех подобных будущих событиях заставлять тело моментально переходить в режим обороны и действовать не думая.

Важно помнить, что сама по себе стрессовая реакция — это не ошибка системы. С точки зрения эволюции это один из самых эффективных механизмов выживания, реализующийся в том числе эпигенетически (то есть меняющий экспрессию генов у будущих поколений). Травма начинается тогда, когда происходит застревание в этой реакции.

Травма снижает активность одних участков мозга и резко повышает активность других.

Области мозга, ответственные за распознавание опасности, подобно неисправной сигнализации, начинают видеть опасность даже там, где ее нет. Области, ответственные за понимание своих чувств и физических ощущений, перестают их верно распознавать. Области, ответственные за воспоминания, хронологию и ясное мышление, начинают конструировать искаженную реальность.

Мы начинаем заметно хуже справляться с негативными переживаниями и неприятными мыслями и в целом легко теряем адекватность в отношениях с людьми и миром. Не стоит воспринимать это как стигму, тем более что сам человек может очень хотеть действовать иначе — но так работает физиология мозга, застрявшего в травматической реакции.

Казалось бы, то, что человек когда-то пережил, не должно быть никак связано с его, например, практикой йоги или медитации. Однако по факту, имея неразрешенную травму, мы на каждом шагу сталкиваемся с ее отголосками:

• когда человек родом из неблагополучной семьи слышит, как ведущий говорит: «Закройте глаза и вспомните счастливый момент из детства»;
• когда женщина, пережившая сексуальное насилие, получает на уроке танцев инструкцию «двигаться соблазнительно»;
• когда практикующий медитацию начинает испытывать усиливающиеся панические атаки и диссоциацию («вылетает» из тела), но в ответ слышит лишь: «Ты себя жалеешь, медитируй больше».

Мы часто не можем знать истории других людей, часто даже самых близких, особенно если это то, о чем тяжело говорить. И можно сказать, что у каждого из нас есть личное «кладбище», когда мы своими словами и действиями попали в уязвимое место человека, сами того не желая.

Что можно заметить по телу во время практики:

• меняется рисунок дыхания (человек замирает и перестает дышать или наоборот дышит часто и поверхностно);
• тело напрягается и застывает, сжимаются кулаки и зубы, поднимаются плечи;
• взгляд стекленеет, как будто смотрит в одну точку, теряется визуальный контакт;
• руки и ноги холодеют;
• сердце учащенно бьется;
• человеку сложно сидеть или стоять прямо, хочется свернуться;
• сложно говорить и описывать свое состояние («ничего не случилось», «всё в порядке»);
• движения фрагментированы, обрывисты и скомканы — теряется координация, сложно стоять и двигаться широко и амплитудно.

Если с вами такое случалось, попробуйте вспомнить контекст: вероятно, что-то в той ситуации было похоже на какую-то историю из вашего прошлого и ваша нервная система бессознательно считала ее, как аналогичную. Возможно, вы сами не знаете, почему так среагировали на что-то, но при этом реакция была очень явной.

Травма — это не просто «какой-то» так-себе-опыт из прошлого, это фрагментированные неинтегрированные воспоминания большой силы. Поэтому достаточно незначительного, отдаленно похожего стимула, чтобы мозг включил «сирену» и перешел в режим выживания.

Этот режим характерен тем, что в нем становится невозможно ясно мыслить, решать и делать что-либо конструктивное, поскольку все ресурсы организма направлены на борьбу за жизнь. В работе с телом человек не может расслабиться и довериться, а также собраться и показать всё, на что он способен. В терапии и коучинге — не может рассуждать критически и принимать верные для себя решения. Во время обучения не может запомнить и усвоить необходимую информацию.

Все наши усилия как практиков, а также весь наш ресурс как клиентов оказываются в этот момент заморожены и приостановлены. Работа перестает приносить результат обеим сторонам.

Травма-информированным специалистом можно назвать того, кто знает о травме и ее механизмах и учитывает это в своей работе с клиентами, умеет вовремя заметить начавшийся стрессовый отклик и знает, как помочь клиенту вернуться в стабильное состояние. Это также означает, что он способен увидеть собственные травматические реакции, вовремя с ними справляется и не дает им проникнуть в свою работу.

Обладая необходимыми знаниями, можно вести специальную группу для людей, переживших травму (например, моя коллега ведет группу йоги для женщин, переживших домашнее насилие), адаптируя практику под определенный опыт участников. Это тоже будет называться травма-информированной работой, но уже в более специализированном контексте.

Травма-информированность в отношении «обычных» людей нужна потому, что мы часто не знаем их историю. Движения типа #MeToo показали, что тех, кто подвергся насилию, гораздо больше, чем кажется (можно также спросить себя, насколько мы сами готовы делиться с окружающими тем, что с нами когда-то происходило).

Даже в терапевтическом сеттинге люди могут годами не подходить к темам, которые оставили в их жизни самый тяжелый отпечаток, и также есть люди, чья память о случившихся с ними событиях оказалась настолько фрагментирована, что не оставила следов в их сознании (но продолжает жить в подсознании в виде ночных кошмаров, панических атак, необъяснимой хронической боли и других симптомов).

Правда в том, что мы никогда не знаем, каково человеку рядом с нами.

Создание более безопасной, травма-информированной среды может помочь продвинуться значительно дальше в работе — какой бы она ни была. Такая среда дает человеку ресурс на изменения (а иногда и первое в его жизни ощущение безопасности и спокойствия).

Это также помогает специалисту вовремя заметить признаки более глубокой травмы и предложить человеку обратиться за более специализированной помощью, сэкономив тем самым годы поисков ответа на вопросы «Что со мной не так?» и «Почему у меня ничего не получается?».

Деталей может быть великое множество, в зависимости от сеттинга и клиентов. Среди самых распространенных травма-информированных интервенций можно выделить следующие.

Вербальные:

• спрашивать разрешения на прикосновение, даже когда ваша работа по умолчанию подразумевает телесный контакт (разрешение, как и запрет, могут быть понятно выражены без слов — важно следить за тем, чтобы, говоря формально «да», человек телом не выражал «нет»);
• заранее рассказывать о том, что ждет человека в тех или иных процессах, упражнениях, заданиях и сколько на это уйдет времени;
• избегать авторитарных команд (можно предупредить, что ваши инструкции — это приглашение попробовать, а не приказ);
• отказаться от домыслов относительно внутренних состояний клиента («вам хорошо и спокойно»), а также от использования оценивающих слов («сядьте ровно и красиво»).

Физические:

• не стоять у человека за спиной без необходимости (если это важно, то объяснить, зачем это нужно, и после максимально быстро сменить позицию);
• присаживаться рядом, если человек лежит на полу, чтобы избежать сильной разницы в росте;
• не ставить человека спиной к другим людям, особенно если ситуация подразумевает наклоны или приседания;
• заметив особенности одежды клиента (слишком широкий вырез, когда при наклоне видно белье, просвечивающиеся лосины, дыры или еще что-то), избегать таких положений его тела, где это станет заметно другим присутствующим;
• избегать прикосновений к лицу, голове и интимным местам (как-то в прямом эфире меня спросили: «Но ведь у всех могут быть разные интимные места?» — так вот, я думаю, что у большинства из нас они примерно одинаковые), если только это не строго определенный сеттинг типа приема у врача или депиляции.

Пространственные:

• обеспечить хорошую освещенность и проветренность пространства, не приглушать свет и не делать его чересчур ярким без необходимости;
• придерживаться политики открытой двери, когда человек может в любой момент выйти без объяснения причин;
• иметь в зоне доступа воду/чай;
• по необходимости завесить зеркала или арендовать пространство без зеркал;
• завесить окна, если снаружи могут заглядывать другие люди;
• избегать любых резких ароматов и слишком громких звуков.

Важно помнить, что мы вряд ли когда-либо будем в состоянии предусмотреть и учесть всё. Этот процесс — попытка сделать работу более бережной, в которой мы неизбежно будем ошибаться просто потому, что мы разные люди и не можем прочесть чужие мысли.

Поэтому лучшая таблетка от тревоги по этому поводу — это стараться сохранять человечность, честность и любознательность в отношениях с клиентами в противовес оборонительной авторитарной позиции.

Когда мы, как клиенты или как практики, сталкиваемся с травмой, нам может казаться, что мы бессильны перед ее лицом. Что наши занятия йогой, танцами, медитацией, интуитивным питанием или еще чем-то никогда не приведут к результату и что теперь впереди только годы дорогой и сложной травматерапии.

Хорошая новость и хитрая особенность травмы заключается в том, что не каждый травматический опыт нуждается в немедленном решении — но при этом всё, что мы делаем, и всё, что нас радует, дает огромный ресурс поддержки.

Однажды этого ресурса станет достаточно, чтобы посмотреть в глаза своему прошлому и оставить его там, двинувшись в сторону лучшей жизни.